— Немедленный сон, — сказал Бьиньг. — На десять дней.
Синьг вышел из комнаты.
— Вы даже не спрашиваете нашего согласия, — сказал Синяев.
— Бывают случаи, когда это необязательно. Если я говорю «надо», вы не должны возражать. Мы не признаем за человеком права на добровольную смерть.
— Что же, вы усыпите нас силой?
— Да, если понадобится, — последовал ответ.
— Что ты ерепенишься, Георгий? — спросил Широков. — Надо — значит, надо.
— Не в том дело. Я и не думаю протестовать. Я просто хотел узнать, как далеко распространяется у них свобода личности.
Синьг вернулся с двумя хорошо знакомыми «стеклянными» банками.
— Непрерывное дежурство у их постелей, — успел услышать Широков, прежде чем чудесное снотворное средство каллистян лишило его сознания.
— Дело обстоит из рук вон плохо, — сказал Бьиньг, когда оба гостя Каллисто заснули. — Вы и Синьг допустили большую ошибку, согласившись улететь с Кетьо так скоро. Надо было продержать их там в пять раз дольше.
В комнату, неслышно ступая, вошла Дьеньи. Девушка, очевидно, слышала слова Бьиньга.
— Что им грозит? — спросила она, наклонившись над Широковым.
— Невозможность вернуться на Землю, — ответил Бьиньг. — Пребывание на Каллисто, после того как они прилетели без специальной подготовки, неизлечимо испортит сердце. А в этом случае они не выдержат обратного полета.
— Но они не умрут?
— Этого мы, конечно, не допустим. Но смерть или невозвращение на родину для них одно и то же.
Дьеньи улыбнулась, не спуская глаз с лица Широкова.
— Только для одного, — прошептала она так тихо, что ее никто не услышал.
— Дежурство начну я, — сказал Гесьянь.
— Пожалуйста, располагайте мною, — попросила Дьеньи.
Широков проснулся через десять каллистянских суток и увидел сидящую возле его постели Дьеньи.
Сразу очнувшись, он улыбнулся ей и протянул руку.
— Любимая! — сказал он по-русски.
И снова Дьеньи, наклонившись, коснулась его руки своими губами.
— Зачем вы это сделали? — спросил Широков. — Сейчас и тогда, на Кетьо.
Чуть заметный серый налет покрыл щеки девушки.
— Это ваш земной обычай, — ответила она шепотом.
— Вы ошибаетесь, Дьеньи. На Земле существует обычай касаться губами (он не мог сказать «целовать», потому что такого слова не было на каллистянском языке) руки женщины. Но к мужчинам этот обычай почти не применяется.
— Почти? Значит, все-таки…
— Это в особых случаях. У нас на Земле, если мужчина и женщина любят друг друга, они соединяют губы, — неожиданно для себя сказал он, испытывая острое желание осуществить на Каллисто древний обычай Земли. — Это называется у нас «поцелуем».
Чуть слышно скрипнула постель Синяева. Широков увидел, как его друг повернулся на бок, спиной к ним. Очевидно, Синяев также проснулся.
— Пьоце… — попыталась повторить Дьеньи, но из этой попытки ничего не вышло, и она рассмеялась. — Какой трудный ваш язык! Мне кажется, что я никогда не смогла бы овладеть им так, как вы овладели нашим. — Она вдруг вскочила. — Какая я невнимательная! Надо сообщить Гесьяню о том, что вы проснулись.
— Подождите, Дьеньи! — умоляюще сказал Широков. — Не все ли равно, сейчас или немного позже. Я знаю, что пробуждение от сна, вызванного вашим средством, безвредно. Посидите со мной немного.
— А как ваше сердце?
— Бьется совершенно нормально. Можете мне поверить. Ведь я врач.
Естественно-непринужденным движением Дьеньи протянула руку и положила ее на грудь Широкова точно на сердце. Она не ошиблась, как Бьиньг.
— Ну нет, — сказала она, — ваше сердце бьется слишком часто. Я немедленно позову Гесьяня.
И она ушла.
— А вот у меня, — сказал Синяев, поворачиваясь лицом к Широкову, — сердце бьется совсем спокойно. Почему она не проверила на мне?
— Не смейся, Георгий.
— Я не смеюсь.
Дьеньи вернулась.
— Гесьянь сказал, чтобы вы лежали и по возможности не шевелились. Он и Бьиньг сейчас прилетят.
— А Синьг?
— Да, и он тоже.
Одно мгновение она как будто колебалась, потом села у постели Синяева.
Вскоре явились врачи. Тщательный осмотр, по-видимому, удовлетворил их, и Широков с Синяевым получили разрешение встать.
— Выходить из дома в ближайшие дни я запрещаю, — сказал Бьиньг.
— Хорошо, — ответил Широков. — Мы будем послушны.
Бьиньг посмотрел на Гесьяня, и молодой каллистянин, очевидно, поняв значение этого взгляда, попросил Синяева и Дьеньи выйти с ним в соседнюю комнату.
Синяев охотно последовал за ним. Так же, как и Широков, он спал в пижаме, и ему не надо было одеваться.
— Вот что, Петя, — сказал Синьг, когда они остались втроем. — Мы хотим поговорить с вами как с врачом. Пока вы спали, мы провели обследование как вас, так и вашего товарища. Результаты неутешительны, хотя ничего, прямо угрожающего вашей жизни, мы не увидели. Но мы пришли к твердому выводу, что пребывание на Каллисто для вас губительно.
Широков не удивился, он ждал этого.
— Вы настаиваете на отлете на Кетьо?
— Пока нет. Мы знаем, что вы не хотите этого. Мы ищем способ сохранить для вас возможность остаться на Каллисто. И нам кажется полезным провести один опыт.
— Говорите!
— Вы, конечно, знаете, что такое профилактическая прививка?
— Разумеется.
— Бьиньг предлагает сделать попытку привить вам иммунитет к лучам Рельоса.
— Разве такая вакцина существует? — обрадовано спросил Широков.
— Нет, конечно. До сих пор в ней не было надобности. Да и вряд ли она может существовать.