Они вернулись в палатку, где участники совещания с нетерпением ожидали их.
Мьеньонь принес книги с описанием сварочного аппарата Каллисто и его чертежи.
Выяснилось, что для того, чтобы сделать этот аппарат, надо было предварительно изготовить тот материал, из кочорого был построен звездолет, и найти способ получения из земных материалов не известного до сих пор газа. Сварочный аппарат Каллисто был газовый.
— Задача, которую не решить в один день, — сказал один из инженеров комиссии. — Но она не является невыполнимой. Медлить нельзя. Когда мы откроем дверь, могут появиться новые проблемы. Завтра утром надо возвратиться в Москву и решить, каким заводам поручить этот необычайный заказ. Кто из каллистян будет нас консультировать? — обратился он к Широкову.
— Мьеньонь и Ньяньиньгь, — ответил Диегонь.
— Ньяньиньгь, — пояснил Широков, — это второй инженер корабля. Кроме того, он химик.
— Необходим будет переводчик.
— Петр Аркадьевич нужен здесь, — поспешно сказал Куприянов.
Ему не хотелось отпускать своего любимого ученика. Намерение Широкова, в котором он сам себе не хотел признаться, давно уже не составляло тайны для профессора. Вдали от него это намерение могло только укрепиться. Куприянов надеялся, что Широков еще передумает.
— Лучше всего отправить с вами Лежнева, — сказал Козловский.
На том и порешили. Лежнев завтра должен был вернуться в лагерь вместе с Вьеньянем и Синьгом.
— Изготовить металл, могущий выдержать температуру в одиннадцать тысяч градусов, нелегко, — сказал Неверов. — Если этого не удастся сделать, то придется прибегнуть к токам высокой частоты. Тогда мы обойдемся меньшей температурой.
— Я уже говорил, что это нежелательно, — ответил Мьеньонь. — Но, если не будет другого выхода, придется помириться с ухудшением качества металла двери.
— Что сказал Мьеньонь? — спросил Куприянов, когда совещание окончилось и они с Широковым шли «домой». — Почему вы не перевели его слова?
— Гомо гомини люпус эст, — ответил Широков, — вот смысл его слов. К сожалению, он совершенно прав.
— Прав, но не по отношению ко всей Земле, — сказал Куприянов.
— Это я ему сказал, и он согласился со мной, — ответил Широков.
В этот вечер Широков долго разговаривал с Диегонем. Этот разговор был продолжением того, который возник в палатке звездоплавателей в связи с известием о ранении каллистянского астронома.
Мьеньонь, которого забыли предупредить о просьбе Синьга, ничего не стал скрывать от своих товарищей.
Широков с напряженным вниманием следил за каждым словом инженера. Он опасался, что причины покушения будут изложены неправильно. Так и случилось. Тогда Широков сам начал говорить. Он прочел каллистянам целую лекцию и сам удивился, как хорошо это ему удалось. Звездоплаватели отлично поняли все, что он говорил, и засыпали его вопросами. Беседа о современной жизни на Земле затянулась до полуночи.
Когда она кончилась, Широков вышел из палатки, решив немного посидеть на воздухе перед сном. Через несколько минут к нему присоединился Диегонь.
— Как быстро и хорошо вы овладели нашим языком! — сказал он.
— Еще недостаточно хорошо, — ответил Широков.
— Правда, что Ляо Сен знает восемнадцать языков?
— Теперь уже девятнадцать.
— Нашим языком он владеет хуже, чем вы. Мне кажется просто невероятным, что человек может удержать в памяти девятнадцать различных языков. У нас всегда существовал только один язык.
— Расскажите мне о вашей родине, — попросил Широков.
Диегонь поднял голову и стал смотреть на звезды. Небо было безоблачно, и туманная полоса Млечного Пути казалась очень яркой. Ночь была теплой, но Широков видел, как каллистянин плотнее застегнул меховой воротник. Для него было слишком холодно.
— Рьельос, — сказал он, — не виден у вас.
— Он виден зимой.
— Да, я знаю. У вас тепло сменяется холодом и опять теплом. «Льетьо» сменяется «зимьой». (Он по-русски сказал эти два слова.)Нам трудно представить себе, как вы живете в таком сменяющемся климате. К тому же и «льетьомь» у вас холодно.
— Мы к этому привыкли, — сказал Широков.
— Да. И поэтому ваша кожа такая светлая. Мне нравится ваша планета. Я хотел бы еще раз посетить ее.
— Вы думаете, что полет к нам будет повторен?
— Конечно. И вы прилетите к нам. Общение двух планет, раз начавшись, будет продолжаться. Но мне, конечно, не удастся еще раз попасть на Землю.
— Почему?
Диегонь повернул голову к Широкову. Его черное лицо плохо различалось в темноте.
— Мне странно слышать от вас такой вопрос, — сказал он. — Так же, как на Земле, на Каллисто существует старость и люди не вечны. Не забудьте, что на полет туда и обратно надо затратить около четырех лет лет, по нашему счету. А на самой Каллисто пройдет одиннадцать.
— Вы еще не стары.
— Мне тридцать шесть лет.
«Семьдесят два по-нашему», — подумал Широков.
— Я не был на вашей планете, — сказал он, — и очень хочу попасть на нее.
— В вашем возрасте это вполне осуществимо. Мне почему-то кажется, что вы полюбите нашу Каллисто.
— Я ее уже люблю, — сказал Широков.
Диегонь ласково положил руку на руку Широкова.
— Мы это видим, — сказал он. — И больше всех полюбили именно вас и именно за это. Мы были бы рады взять вас с собой, когда будем возвращаться на Каллисто.
Широков вздрогнул всем телом от этих слов, отвечавших на его сокровенные мысли. Он смешался, покраснел и был рад, что благодаря темноте его собеседник не видел этого.