Перед первым посещением Куприянов предложил сообщить дирекции парка о визите каллистян, чтобы в это время туда не допускали других посетителей.
— В парке всегда много детей, — сказал он. — Они не оставят вас в покое.
Широков перевел.
— Наши дети очень любопытны, — добавил он.
— Дети всегда любопытны, — ответил Синьг. — Это их естественное свойство. Не лишайте удовольствия ваших детей. Пусть все будет, как всегда. Мы будем смотреть на животных, а дети — на нас.
Каллистяне по-прежнему ходили в своих серых комбинезонах, но надевали под них земное шерстяное белье. На ногах у них были белые «бурки», на головах — теплые меховые шапки. В этом комбинированном, каллистянско-земном костюме они были похожи на летчиков. Отправляясь в зоопарк, они надели под свои красные воротники пионерские галстуки, подаренные им во время посещения Московского Дворца пионеров.
Весть о приезде каллистян молниеносно распространилась по всему парку. Со всех сторон к ним устремились сотни ребят. В несколько минут гости оказались в плотной толпе и были вынуждены остановиться. Синьг обратился к детям с маленькой речью.
— Мы приехали сюда, — закончил он, — чтобы познакомиться с животными Земли. У нас, на Каллисто, таких нет. Покажите нам ваших зверей.
Едва Широков успел перевести эти слова, как все каллистяне оказались оторванными друг от друга и разведенными в разные стороны. Каждого окружало не менее сорока детей и большое количество взрослых, оказавшихся в данном случае не менее любопытными.
Куприянов, Широков, Лебедев и Ляо Сен, приехавшие с гостями, остались одни.
— Что же теперь делать? — сказал Широков. — Мы с товарищем Ляо Сеном не можем разорваться.
— Обойдутся и без вас, — смеясь ответил Лебедев.
День был ясный и солнечный. Большинство животных находилось в летних вольерах. Всюду виднелись кучки ребят, и среди них — высокие фигуры каллистян. Насколько можно было судить на расстоянии, между ними было полное взаимопонимание. Маленькие москвичи, по-видимому, прекрасно обходились без переводчиков и с жаром, перебивая друг друга, рассказывали гостям, что представляет собой то или иное животное. Каллистяне внимательно слушали своих гидов и, казалось, понимали. Их черные лица выражали полное удовлетворение.
За месяцы пребывания на Земле каллистяне научились кое-как понимать русский язык, но, за исключением Бьяининя, не могли говорить на нем.
Широков подошел к Вьеньяню, которого в это время не столько словами, сколько жестами, уговаривали прокатиться на тележке, запряженной осликом, и спросил, не нужны ли его услуги.
— О нет! — улыбаясь ответил астроном. — Мы хорошо понимаем друг друга.
К восторгу ребят, он несколько раз прокатился, держа на руках по пяти, шести детей. Те, кому не пришлось кататься с ним, остро завидовали счастливцам.
Примеру Вьеньяня последовали другие каллистяне. К месту, где происходило катанье, невозможно было протолкаться. Казалось, что здесь собрались все посетители зоопарка. Куприянов осведомился у кассирши, уплачено ли за катанье.
— Что вы! — удивилась та. — Это же каллистяне! Они наши гости.
Профессор засмеялся и уплатил, сколько требовалось.
Это был далеко не первый случай, когда звездоплаватели вели себя, с земной точки зрения, крайне «бесцеремонно». Несколько дней назад, во время осмотра ГУМа, один из них взял с прилавка понравившуюся ему вещь, спокойно положил ее в карман и направился дальше. Хотя денежная система на Земле была им уже знакома, они часто забывали о ней и вели себя «по-каллистянски», то есть не думая о том, что за все надо платить. Было интересно наблюдать, как продавец отнесся к этому «похищению» вполне спокойно и даже не подумал протестовать.
В зоопарке пробыли до позднего вечера. То же самое повторилось и в следующие дни.
Как уже говорилось, каллистяне не выезжали из Москвы до тех пор, пока не успокоились за судьбу своего корабля. Теперь они решили познакомиться с другими городами и попутешествовать по Земле. Так как время было весьма ограничено, гости разбились на две партии. Одну должны были сопровождать Козловский, Лебедев и Широков, другую — Куприянов, Степаненко и Ляо Сен.
Охрана звездоплавателей осуществлялась непрерывно, но они сами не замечали этого. Всюду за ними незримо следовали внимательные глаза.
Синяев, Штерн, Манаенко и профессор Аверин остались в Москве. Молодой астроном хотел провести время до старта со своей семьей, а его старшим товарищам было трудно сопровождать гостей в длительной поездке.
Двадцатого января с Ленинградского и Курского вокзалов каллистяне покинули столицу. Тысячи москвичей провожали их. На паровозах были лучшие машинисты, завоевавшие в соревновании право везти гостей.
Поезда отошли под звуки каллистянского гимна, впервые раздавшегося на Земле в день пятнадцатого августа. За время пребывания в лагере он был записан на пленку.
Штерн провожал группу, направляющуюся в Ленинград.
— Возвращайтесь скорее! — сказал он на прощанье. В последнюю минуту он обнял Диегоня и сказал по-каллистянски: — Передайте привет Каллисто от меня лично.
— Мы же еще увидимся, — удивился каллистянин.
Неизвестно, понял ли старый астроном эти слова, или нет, но он ничего не ответил, а только молча провел пальцами по лбу Диегоня.
Профессор Маттисен и профессор Линьелль простились с каллистянами за несколько дней до их отъезда. Оба уехали на родину, где их ждали неотложные дела. Прощание было очень сердечным.